Тихий Дон. Том 2 - Страница 239

К оглавлению

239

– Извиняй, пожалуйста, это все по старой привычке… Без господ-то жить можно, а без соли нельзя.

– Так что вы хотели, старики?

– Ты, председатель, хлопочи, чтоб привезли соль. С Маныча на быках ее не навозишься.

– Я докладал об этом в округе. Там это известно. Должны вскорости привезти.

– Пока солнце взойдет – роса очи выест, – сказал один из стариков, глядя в землю.

Мишка вспыхнул, встал из-за стола. Багровый от гнева, он вывернул карманы.

– У меня соли нету. Видите? С собой не ношу и из пальца вам я ее не высосу. Понятно, старики?

– Куда она подевалась, эта соль? – после некоторого молчания спросил кривой старик Чумаков, удивленно оглядывая всех единственным глазом. – Раньше, при старой власти, об ней и речей никто не вел, бугры ее лежали везде, а зараз и щепотки не добудешь…

– Наша власть тут ни при чем, – уже спокойнее сказал Мишка. – Тут одна власть виноватая: бывшая ваша кадетская власть! Это она разруху такую учинила, что даже соль представить, может, не на чем! Все железные дороги побитые, вагоны – то же самое…

Мишка долго рассказывал старикам о том, как белые при отступлении уничтожали государственное имущество, взрывали заводы, жгли склады.

Кое-что он видел сам во время войны, кое о чем слышал, остальное же вдохновенно придумал с единственной целью – отвести недовольство от родной Советской власти. Чтобы оградить эту власть от упреков, он безобидно врал, ловчился, а про себя думал: «Не дюже большая беда будет, ежели я на сволочей и наговорю немножко. Все одно они сволочи, и им от этого не убудет, а нам явится польза…»

– Вы думаете, они – эти буржуи – пальцем деланные, что ли? Они не дураки! Они все запасы сахару и соли, огромные тыщи пудов, собрали со всей России и увезли ишо загодя в Крым, а там погрузили на пароходы и – в другие страны, продавать, – блестя глазами, говорил Мишка.

– Что ж они, и мазут весь увезли? – недоверчиво спросил кривой Чумаков.

– А ты думал, дед, тебе оставили? Очень ты им нужен, как и весь трудящийся народ. Они и мазут найдут кому продать! Они бы все с собой забрали, ежели б могли, чтобы народ тут с голоду подыхал.

– Это, конечно, так, – согласился один из стариков. – Богатые – все такие гущееды. Спокон веков известно: чем ни богаче человек, тем он жаднее. В Вешках один купец, когда первое отступление было, все на подводы сложил, все имущество забрал до нитки, и вот уж красные близко подходют, а он все не выезжает с двора, одетый в шубе бегает по куреню, щипцами гвозди из стен вынает. «Не хочу, говорит, им, проклятым, ни одного гвоздя оставить!» Так что нехитро, что они и мазут забрали с собой.

– Так как же все-таки без соли будем? – под конец разговора добродушно спросил старик Максаев.

– Соли наши рабочие скоро новой нароют, а пока можно на Маныч послать подводы, – осторожно посоветовал Мишка.

– Народ не хочет туда ехать. Калмыки там шкодят, соли на озерах не дают, быков грабежом забирают. Один мой знакомец пришел оттуда с одним кнутом. Ночью за Великокняжеской подъехали трое оружейных калмыков, быков угнали, а ему показали на горло: «Молчи, говорят, бачка, а то плохо помрешь…» Вот и поезжай туда!

– Прийдется подождать, – вздохнул Чумаков.

Со стариками Мишка кое-как договорился, но зато дома, и опять-таки из-за соли, вышел у него с Дуняшкой крупный разговор. Вообще что-то разладилось в их взаимоотношениях…

Началось это с того памятного дня, когда он в присутствии Прохора завел разговор о Григории, да так эта небольшая размолвка и не забылась. Однажды вечером Мишка за ужином сказал:

– Щи у тебя несоленые, хозяйка. Или недосол на столе, а пересол на спине.

– Пересола зараз при этой власти не будет. Ты знаешь, сколько у нас соли осталось?

– Ну?

– Две пригоршни.

– Дело плохое, – вздохнул Мишка.

– Добрые люди ишо летом на Маныч за солью съездили, а тебе все некогда было об этом подумать, – с укором сказала Дуняшка.

– На чем бы это я поехал? Тебя запрягать на первом году замужества как-то неудобно, а бычата нестоящие…

– Ты шуточки оставь до другого раза! Вот как будешь жрать несоленое – тогда пошути!

– Да ты чего на меня взъелась? На самом деле, откуда я тебе этой соли возьму? Вот какой вы, бабы, народ… Хоть отрыгни, да подай вам. А ежли ее нету, этой соли, будь она трижды проклята?

– Люди на быках на Маныч ездили. У них теперь и солка будет и все, а мы будем пресное с кислым жевать…

– Как-нибудь проживем, Дуня. Вскорости должны привезти соль. Аль у нас этого добра мало?

– У вас всего много.

– У кого это, у вас?

– У красных.

– А ты какая?

– Вот такая, какую видишь. Брехали-брехали: «Всего-то у нас будет много, да все будем ровно жить да богато…» Вот оной богачество ваше: щи посолить нечем!

Мишка испуганно посмотрел на жену, побледнел:

– Что это ты, Дуняха! Как ты гутаришь? Да разве можно?

Но Дуняшка закусила удила: она тоже побледнела от негодования и злости и, уже переходя на крик, продолжала:

– А так можно? Чего ты глаза вылупил-то? А ты знаешь, председатель, что у людей уж десны пухнут без соли? Знаешь ты, что люди вместо соли едят?

Землю на солонцах роют, ходят ажник за Нечаев курган да в щи кладут эту землю… Об этом ты слыхал?

– Погоди, не шуми, слыхал… Дальше что?

Дуняшка всплеснула руками:

– Куда же дальше-то?

– Переживать-то это как-нибудь надо?

– Ну, и переживай!

– Я-то переживу, а вот ты… А вот у тебя вся ваша мелеховская порода наружу выкинулась…

– Какая это порода?

– Контровая, вот какая! – глухо сказал Мишка и встал из-за стола. Он смотрел в землю, не поднимая на жену глаз; губы его мелко дрожали, когда он говорил:

239